Приготовившись к лекции и сев за свою парту, я решила примкнуть к дискуссии и спросила одногруппников:
— Что объяснить? У вас вчера что-то еще произошло?
Все они слаженно повернулись ко мне и так же слаженно моргнули.
— Ирэна? — удивилась улыбчивая Таггри.
— Она самая.
— Ты как вошла? — а вот это уже Тис и Гат в один голос.
— Через дверь.
— Через какую?
— Деревянную, — ответила я, совершенно не собираясь рассказывать о своих перемещениях. — А разве это имеет значение? Вопрос был другой… — Я с удивлением посмотрела на триста первую группу, отметив, что они все улыбаются: смущенно, нервно, заразительно, но все. — Простите, а что случилось?
Сердце тревожно забилось и дрогнуло, чтобы забиться еще сильнее, когда они слаженно кивнули и двинулись в мою сторону. Я поднялась со своего места, не зная, что делать. Бежать к кладовой? Звать на помощь? Или молча ждать, когда взбрык соизволит помочь? Всевышний, почему так не вовремя истощились мои искры? И кажется, девятый не зря говорил, чтобы я сюда поступать не смела. У них здесь явно секта поклонников Норго, которые меня сейчас в жертву принесут.
— Клиф, — позвала самого, на мой взгляд, сознательного, — что происходит?
— А ты не видишь? — спросил он загадочно, и я помотала головой, судорожно сжимая кулачки. Идея с кладовой была самой правильной, но поздно, здоровяк уже стоит напротив и тянет руки ко мне со словами: — Эх, слепондя, дай хоть обниму…
Это было не объятие, это были удушающие тиски, чрезвычайно крепкие и долгие, а потом меня, относительно бездыханную, передали для объятий остальным членам группы, что победили вместе со мной в последнем туре грязевых битв.
— Спасибо! — произнес каждый из них, и всем скопом добавили: — Хоть мы и знать не знаем, как ты это сделала, но спасибо.
И на мой недоумевающий взгляд Клиф со смешком ответил:
— Шрамы прошли.
— Всевышний… — Я чуть не села мимо стула, когда наконец-то увидела, насколько они изменились.
У Таггри в роду были эльфы, об этом говорили ее чуть мерцающая кожа и удлиненные миндалевидные глаза. Тисьян и Гатору — оборотни-рыси, а Клиф — не просто благородный здоровяк, он благородный титан с обезоруживающим прищуром карих глаз и теплой притягательной улыбкой. Был бы старше, я бы потеряла покой.
— Ничего себе… Так вы все это время были под искривляющим заклинанием!
— Мы тоже приятно удивлены, — кивнула водница. — Теперь ждем, когда появится Норго.
— Не появится, — смущенно улыбнулась и пригладила на коленях темно-серую мантию. — И вряд ли захочет продолжать с нами учиться.
В аудитории возникло встревоженное и напряженное молчание. К счастью, его прервал звонок, но, даже расходясь по своим местам, одногруппники смотрели на меня с опаской.
— Таггри, — позвала я тихо, — почему они так странно отреагировали на мои слова?
— Потому что Норго именно с этого выражения начал свое восхождение на пост старосты, — сухо ответила она и отвернулась.
— Да уж, запугал он вас…
Глава 6
Первую пару сегодня вел Ердан Кеслер. Худой водник с необычайно синими глазами и белой кожей двигался медленно, улыбался мягко, но выглядел при этом как поднятый из могилы покойник, да простит меня Всевышний. Казалось, что профессор спит на ходу.
Когда он на середине лекции неподвижно застыл перед доской, а затем странно дернулся, продолжив зачитывать и отображать водные символы, я удивленно спросила у Таггри:
— Что с ним?
— Не выспался, — пожала она плечами.
— А не знаешь, по какой причине? — Может быть, болеет или же это какой-то странный приступ. Учитывая спокойствие группы, я была уверена, что они знают ответ.
— Потому что ранее его силы уходили на жену. Она огневик, и весьма сильный… — Девушка протяжно вздохнула. — А вот теперь уже шесть месяцев как в их семье появились близнецы, двое мальчиков и девочка.
— И что с того? — не поняла я очевидной, по своей сути, вещи. — С зубками мучаются?
Таггри хмыкнула:
— Если бы с зубками! С постоянно возникающими пожарами. Дети явно огневиками будут, они доводят маму до белого каления. А в этом ее состоянии нередко что-нибудь да вспыхнет невзначай.
Удивленно посмотрела на Кеслера и искренне его пожалела. Четыре огневика на одного водника — это сила, даже несмотря на то, что трем из них сейчас и года нет.
— Какой же он уставший…
— Это еще ничего, — беззлобно усмехнулась она, — дома Ердан от силы шесть часов в день. Видела бы ты их горничных, няню и дворецкого… Вот там беда, постоянное паническое состояние.
— А ты их видела?
— Конечно, и в доме была, и малышню катала на фонтане. — По мере ее слов мое удивление росло в геометрической прогрессии, пока водница не сжалилась и не пояснила, в очередной раз удивив меня: — Я его племянница и тоже Кеслер.
— А мама эльф?
— Мама — нет. Но как-то моя прабабушка в путешествии встретила…
— Кажется, схожую историю я уже где-то слышала.
Мы понятливо переглянулись и решили внимать лектору, который замолчал на полуслове. Стоит бледный у доски, сжимая в руке кристалл со слайдами, и не подает признаков жизни. И группа молчит, наблюдая за ним настороженно.
— Профессор? — позвала я. — Профессор Кеслер?
— Что? — Он опять вздрогнул и резко обернулся.
Засыпает стоя, поняла я и поджала губы, плохой признак. Отпустить бы его домой… Вспомнила, что ожидает мага в родных стенах, и мысленно исправилась: отпустить бы его поспать.
— Я могу записать все, что вы покажете… — Мое неловкое предложение с его стороны не встретило препятствий. А рядом со мной тут же поднялась Таггри.
— А я могу зачитать, — предложила она.
— С радостью проведу практическое, — отозвался парень, которого мы вчера в первой грязевой схватке замесили в цементирующий состав. Высокий, светленький, с голубыми прядями в волосах, кажется, Риг или Риггер, именно так его звали соратники по команде. Серый ученический костюм и мантия смотрелись на нем органично, и носил он ее, как носят преподаватели — гордо. Хорош собой, уверен в своих силах. Видимо, об этом думала не одна я, иначе бы рядом не послышался протяжный вздох.
— Ходят слухи, что он — четверка, — пояснила свою печаль водница, но взор эльфийских глаз говорил о том, что чувство, переполняющее ее, отнюдь не зависть.
Обведя аудиторию уставшим взглядом и немного подумав, Кеслер согласился. Он уступил нам преподавательское место и уже через минуту спал, сидя за самой дальней партой, то есть за моей. Чтобы не тревожить профессора, я предложила группе спуститься и занять свободные места внизу, а затем приступила к начертанию заклинаний и схем, которые Таггри тихим голоском объясняла.
Время от времени она кидала испуганный взгляд то на спящего дядю, то на пишущих одногруппников или на меня, но никак не на Рига, который, сев на преподавательский стол, с любопытством созерцал смущенную водницу.
Дописывая последний знак, я с трудом подавила улыбку, представляя, как одногруппница попытается трактовать его интерес. Наверняка, вновь краснея до самых ушек, сошлется на резерв, скажет расстроенно: «Он видел во мне… единицу!»
Нашу идиллию длиною в две лекции без перерыва, а она была именно таковой, прервал неприятный звук, донесшийся с задней парты. И стойкий запах гари, которую непонятно каким образом разнесло по всей аудитории. Ердан Кеслер мгновенно проснулся, подозрительно посмотрел на мою сумку. Потер глаза и взглянул на нее еще раз.
— Не может быть! Вот это да… — произнес он, покачал головой и перевел взгляд на притихшую группу. — Всё записали?
— Из схем всё, — взволнованно ответила Таггри. — Мне осталось зачитать вывод, а Риггеру воспроизвести последний практический прием…
— Зови меня Риг, — предложил ей безмолвствовавший до сих пор наблюдатель, чем окончательно смутил девушку.
Я сделала вид, что не слышала, а профессор, одобряя доклад племянницы, отдал новые указания: